«…незнанию художника, отсутствию мастерства, немощи нет места. Ухищренные перспективы и светотени ребенок не поймет, но всякую неточность формы он заметит и осудит: гораздо умнее и, главное, наблюдательнее, чем принято думать».
В.М. Конашевич «О себе и о своем деле» .— М., 1968.
Владимир Михайлович Конашевич (1888–1963) – русский советский художник, график, доктор искусствоведения, заслуженный деятель искусств РСФСР, один из известнейших мастеров советской книжной иллюстрации. Автор классических иллюстраций к произведениям С.Маршака, К.Чуковского и др.
Из книги Бориса Галанова «Платье для Алисы»:
Над книгами для детей Конашевич всегда работал с полной отдачей и с глубоким пониманием психологии ребенка. Мастер, обладающий особым даром занимательного рассказчика, был глубоко убежден, – в рисунке все, что пойдет на пользу выразительности, будет хорошо, а что сверх и сделано только ради того, чтобы придать рисунку внешний «художественный» вид, то лишнее.
Сам художник отдавал предпочтение рисунку, несколько упрощенному, легкому, без излишних нагрузок материалом. Это, по его мнению, отвечало особенностям детского восприятия. С этого для него начинается водораздел. «Пусть иллюстрация к детской книге будет не куском живописи, а … раскрашенным рисунком», – говорил он. Однако собственный богатый опыт художника сто раз, и еще сто, подсказывал, что понятие простоты и даже некоторой упрощенности (раскрашенного рисунка) в действительности не имеет ничего общего с нарочитым упрощением. Напротив, простое предполагает насыщенный содержанием рисунок, а лаконичность отнюдь не исключает подробностей. Весь вопрос: каких? Только тех, что всегда к месту, всегда занимательны, чем, собственно, и обеспечивается предельная доходчивость рисунка.
Зададимся еще раз вопросом: что же составляет самую суть художественной манеры Конашевича? Он много размышлял об особенностях работы иллюстратора детской книги, подсказывал молодым, как должны создаваться рисунки для детей и какие признаки им должны быть присущи. Выступая в Ленинграде перед художниками и редакторами Детгиза с докладом, посвященным одной, казалось бы, «узкой» теме — обложка детской книги,— он прочитал маленький, но очень емкий трактат, содержащий массу практических, деловых, конкретных предложений, советов, пожеланий, подкрепленных собственным богатым опытом, а по существу, коснувшись широкого круга проблем иллюстрации детской книги.
Себя самого он причислял к «книжникам», вкладывая в это понятие тот смысл, который ему придавали художники «Мира искусства», любившие книгу, боровшиеся против всякого своеволия и разнузданности в книжном деле, за высокую культуру издания и оформления книг. Конашевич наследовал эти традиции или, как сказал о нем Лебедев, словно бы остался последним художником книги, непосредственно вышедшей из традиции «Мира искусства».
В статьях и заметках Конашевича, датированных разными годами, могли меняться, «выравниваться» отдельные его оценки и суждения, его отношения к собственной работе,— одну из поздних своих статей он так и озаглавил: «Длинный ряд исканий и сомнений…» Но главному — приверженности ясному, четкому, законченному рисунку, всегда занятному, выразительному, без всякой сухости, разумеется, но непременно очень вещественному,— он оставался верен. Отвергая модные, размашистые, лихие иллюстрации журнальных рисовальщиков, в которых и взрослому-то разобраться трудно, так же как и рисунки «понарошку», он требовал, чтобы все в книжках для детей было добросовестно «всамделишное».
Впрочем, «всамделишное» в искусстве — понятие далеко не однозначное и для Конашевича тоже. Включая в себя большую долю фантазии, вымысла, разве рисунок при всем этом перестает нам казаться всамделишным? Конашевич вспоминал слова Гоголя, который написал когда-то: можно придумать, что на яблоне растут золотые яблоки, — это будет фантазия; а сказать, что на яблоне растут груши, — это будет просто чушь. «Этим Гоголь хотел сказать, — комментирует Конашевич, — что фантазия должна опираться на реальность, выдумка — на правду». И тут же привел свой собственный юмористический пример: нарисовал как-то крокодила в воротничке и галстуке. Сидит в кресле и читает газету. Такую выдумку дети приняли. Но если бы на лапе, которой крокодил держал газету, художник нарисовал только четыре пальца, тогда бы зрители хором воскликнули: «А художник никогда не был в зоопарке, никогда не видел крокодила! У него на передних лапах пять пальцев, а на задних — по четыре»
«Фантазирует Конашевич чрезвычайно сильно, – писал о нем Фаворский. – Разные пустяки у него обрастают гроздьями выдумок, которым невольно удивляешься. А детям – это то, что надо».
Подробнее о художнике:
http://bibliogid.ru/articles/2063
http://childhoodbooks.ru/articles/konashevich_02.htm
http://www.littleone.ru/articles/more/raznoe/763″
